Награда!

И
понял ... вдруг:
я
самый жалкий
нищий!

Низринут с пьедестала
величия, в мечтах и грезах взлелеянного рьяно
вот
этой
хрустально чистой, этой, радужно искристой,
этой
сверкающей, сияющей, мерцающей,
алмазной, прохладной,
свежей
росинкой
жемчужносолнечнобликой!

*
Расплата препрезрением
(Verachtendste Abrechnung)

Земля ...
гудит,
на
взмыленных, бешено ржущих
конях,
высь железным лязгом пронзив,
всю
ширь окрест медным гулом залив,
огромное
облако пыли, сокрывшее солнце, взметнув,
все ближе,
будто огненное сонмище
архангелов возмездия,
войско!

»Триумф!!!«

Кося
гоплитов разбегающихся рати,
мчатся мои колесницы,
а над хладеющими, растоптанными в крови
телами
трубят мои слоны зычногласно!

За собой увлекая
гикающие, гневом пышущих янычар
орды,
ищу ... тебя!

Тварь!!
Каналья!! Бестия!!
Где ... же ты?? ... Где??

Когда
в лохмотьях, нищий
и чужой,
затерявшись в толпе,
нужду убогую народа,
гнусно, подло
оболваненного
зрел,
когда осмеян,
оскорблен, поруган,
оплакивая свое величие,
из утра в утро, изо дня в день, из вечера в вечер,
без устали пеньем твой пышный, нарядный,
белоколонный, фонтанолепечущий,
овеянный пальмами
дворец
услаждал,
когда, гоним и затравлен,
как зверь
заарканенный, смертельно раненый,
от твоих палачей скрывался,
ты ... нагло,
спесиво- хвастливо
надменно-самодовольно
крикливо-броско,
окруженный
шаркунами, фарисеями, подхалимами,
облизанный
пресмыкающейся раболепствующей пакостью,
окуренный холуйским фимиамом,
пьяный
от
счастья
чванился
на
Моем ... троне!

Пока я с преданным другом,
что хворого меня без устали,
ночью, тайно,
окольными путями,
безрассудно-смело
по
снежным заоблачным перевалам,
над
черными бездонными провалами,
под
грохочущих обвалов хохот,
через
бурные, буйные реки,
по
бездонным ущельям,
под
вой свирепой, леденящей
вьюги,
бодро, бесстрашно, беззаветно, мужественно,
шаг за шагом,
не споткнувшись ни разу, не
сбившись,
вслепую, на ощупь,
молчком, ползком,
на
сильных, усталости не знающих руках,
карабкаясь по скалам, нес,
пока
я
с преданным, терпеливым,
бестрепетным,
пламенно-самозабвенным ратоборцем
и
братом названным
в песках
влачился
много, много, много
лет,
пока
лишь диким медом и акридами
питался,
пока
гнилые, чумнолихорадящие
коварно
засасывающие топи и горькие солончаки
меня,
ослабшего от жажды и жары,
глотка воды лишали,
пока
под вой гиен, под лай шакалов,
под клекот ястребиный,
спасая жалкое, оборванное
тело,
не зная
отдыха,
с ползучими, яд изрыгающими тварями, со
львами, тиграми сражался,
ты
похвалялся,
себя обожествляя,
велеречиво, самодовольно, чванливо
Моим ... скипетром!

Когда
в империи,
твоею мерзкой, сытой, тщеславьем брызжущей,
чванливой
камарильей
безжалостно
порабощенной,
беспощадно опустошенной и бесчеловечно растоптанной,
твоим культом прибитой,
тобой, богом, забытой,
оскверненные храмы презревшей, свитки древних
спалившей,
души в сирот обратившей,
наконец
возмущения ропот поднялся,
когда
весть о неслыханных, немыслимых
страданиях моих на чужбине
из края в край, из дома в дом,
из уст в уста
промчалась,
когда
восторженные толпы,
еще нога моя ступить на землю
не успела,
из
всех долин, со всех вершин,
час от часу
стремительно растя,
чем ближе подходил я,
меня ликующими криками встречали,
когда
порабощенные вассалы
с великой радостью
меня,
ниспосланного богом,
законным повелителем и избавителем
провозгласили, -
и
хотя
знал ты,
о, скверна,
знал ты,
с самого начала знал ты,
что
власть - моя,
что мощь - моя, и что величие - мое:
ты, беззастенчивый,
самонадеянный, гнусный осквернитель чести,
огорланенный преданной сволочью,
облаянный преданной сворой,
все еще похвалялся
Моей ... короной!

Найти, догнать, схватить,
держать!
Где,
где ты, где??
Ха-ха-ха-ха!!

В шатре последнем,
под юбками у баб!
Бескровны губы,
глаза, что плошки, осип от крика,
дрожат колени, подламываются и трепещут,
а пальцы за спиной
в растоптанный,
предательски
украденный,
позорно узурпированный пурпур
вцепились!

И
... с тобой ... с тобой ...
с тобой
в бою вчера еще ... я мыслил »мир« в награду получить?

Тьфу!

Мой молот
ухнул,
пустой, пугливый, подленький
поганый котелок
лишь звякнул,
цел и невредим!

*
С высоты лягушиного полета
(Aus legerster Froschperspektive)

Лето,
на седьмое небо
сегодня
голышом
высыпал ... весь Олимп!

Своими, что называется,
девятью музами, стопудовыми медузами,
на диво задастыми, на
зависть грудастыми, -
гляди, как ухлестывают,
ишь, как
угодничают, -
умаслен, упарен,
уморен,
смешон и горд на облаке сидит Аполлон.

За ним,
не сойти мне с этого места, не видать мне
белого света,
встает, растет, ползет
диковинная туча,
сам
праздную труса,
дрожу от страха:
могучий дуб герой, тростинка -
дева ... потягиваются Геракл и ... Геба.
К трем грациям замухрышка атлет,
к трем грациям,
гляньте, детки,
только молчок, язычок на замок, -
как он ластится и скалится, как он
клянчит и зудит,
как
вожделением
горит
к трем грациям:
Ганимед!

Прозрачной синей струи резвей,
сверкая телесами, снега белей,
гей, гопля, гей,
ни чуточки не смущена, ни чуточки не
стеснена,
моим присутствием
внизу
купается
госпожа Афродита.

Сняв шлем, скинув пеплум, копье зашвырнув,
пред Аресом
голышом,
будто
между прочим,
en passant точно, будто между
делом,
бессовестно амурится,
кокетливо так
жмурится,
жеманится, кривляется, похабится:
Афина!

А вон,
созвездию Лебедя строит глазки
толстуха
Гера.

О
ужас!
Какая двусмысленная поза! Какая распущенная
особа!
Памятью
Эпикура клянусь святого!
Тут следовало бы пригласить прокурора!
Бежать
от такого
позора!
Куда
благоверный глядит!
Супруг
от жены отвернулся,
на лугу изумрудном
возлежит безмятежно,
а
учтивые нимфы по его повеленью
виноградной листвой,
лепестками фиалок и лавром пахучим
огромные ... рога
увивают ... усердно.